Неточные совпадения
Особенно же раздражил его хозяин квартиры, нанятой им в видах скорой женитьбы и отделываемой на собственный счет: этот хозяин, какой-то разбогатевший
немецкий ремесленник, ни за что не соглашался нарушить только что совершенный контракт и требовал полной прописанной в контракте неустойки, несмотря на то, что Петр Петрович возвращал ему квартиру
почти заново отделанную.
— Посмотрите — ко, Михаил Иваныч, французскую-то я сама
почти что разобрала: «Гостиная» — значит, самоучитель светского обращения, а немецкую-то не пойму.
Почти все участники в коммерше носят издавна установленный костюм
немецких студентов: венгерки, большие сапоги и маленькие шапочки с околышами известных цветов.
А. Белый, который в то время
почти совсем не знал
немецкого языка, тоже подвергся гипнотическому воздействию.
В отличие от людей 40-х годов, он
почти совсем не знал
немецкой идеалистической философии, которая могла бы помочь ему лучше решить беспокоившие его вопросы о «субъективном методе» в социологии и о «борьбе за индивидуальность» [См. мою старую книгу «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии».].
Он
почти не знал иностранных языков,
почти не знал
немецкого языка.
О жене его
почти сказать нечего: звали ее Каллиопой Карловной; из левого ее глаза сочилась слезинка, в силу чего Каллиопа Карловна (притом же она была
немецкого происхождения) сама считала себя за чувствительную женщину; она постоянно чего-то все боялась, словно не доела, и носила узкие бархатные платья, ток и тусклые дутые браслеты.
Ульрих Райнер хотел, чтобы сын его был назван Робертом, в
честь его старого университетского друга, кельнского пивовара Блюма, отца прославившегося в 1848 году
немецкого демократа Роберта Блюма.
И за свои деньги он хотел очень многого,
почти невозможного: его
немецкая сентиментальная душа смутно жаждала невинности, робости, поэзии в белокуром образе Гретхен, но, как мужчина, он мечтал, хотел и требовал, чтобы его ласки приводили женщину в восторг, и трепет, и в сладкое изнеможение.
— Кант [Кант Иммануил (1724—1804) — родоначальник
немецкого идеализма второй половины XVIII—XIX века.]
почти то же самое говорит, — возразил, как бы в некотором недоумении, Неведомов.
Именно не французским офицерам необходимы поединки, потому что понятие о
чести, да еще преувеличенное, в крови у каждого француза, — не
немецким, — потому что от рождения все немцы порядочны и дисциплинированы, — а нам, нам, нам.
Русская лошадь знает кнут и потому боится его (иногда даже до того уже знает, что и бояться перестает: бей, несытая душа, коли любо!);
немецкая лошадь
почти совсем не знает кнута, но она знает"историю"кнута, и потому при первом щелканье бича бежит вперед, не выжидая более действительных понуждений.
— Отстрадал, наконец, четыре года. Вот, думаю, теперь вышел кандидатом, дорога всюду открыта… Но… чтоб успевать в жизни, видно, надобно не кандидатство, а искательство и подличанье, на которое, к несчастью, я не способен. Моих же товарищей, идиотов
почти, послали и за границу и понаделили бог знает чем, потому что они забегали к профессорам с заднего крыльца и целовали ручки у их супруг,
немецких кухарок; а мне выпало на долю это смотрительство, в котором я окончательно должен погрязнуть и задохнуться.
Еще молодой губастый доктор и артиллерист с
немецкой физиономией сидели
почти на ногах молодого офицера, спящего на диване, и считали деньги.
Москвичи говорили про него, что он уважает только двух человек на свете: дирижера Большого театра, строптивого и властного Авранека, а затем председателя
немецкого клуба, фон Титцнера, который в
честь компатриота и сочлена выписывал колбасу из Франкфурта и черное пиво из Мюнхена.
Дома он скучал; сошелся со вдовой
немецкого происхождения и проводил у ней
почти все время.
Это было очень изящное и миленькое создание,
почти красавица, в стиле
немецкой Гретхен.
Но находясь в сем положении за жидов и греков, которых не имел
чести познать до этого приятного случая, я утешаюсь хоть тем, что умираю выпоротый все-таки самими моими соотчичами и тем кончаю с милой родиной все мои счеты, между тем как тебя соотечественники еще только предали на суд онемеченных и провонявшихся килькой ревельских чухон за недостаток почтения к исключенному за демонстрации против правительства дерптскому
немецкому студенту, предсказывавшему, что наша Россия должна разлететься „wie Rauch“.» [Как дым — Нем.]
Войдешь в него, когда он росой окроплен и весь горит на солнце… как риза, как парчовый, — даже сердце замирает, до того красиво! В третьем году цветочных семян выписали
почти на сто рублей, — ни у кого в городе таких цветов нет, какие у нас. У меня есть книги о садоводстве,
немецкому языку учусь. Вот и работаем, молча, как монахини, как немые. Ничего не говорим, а знаем, что думаем. Я — пою что-нибудь. Перестану, Вася, кричит: «Пой!» И вижу где-нибудь далеко — лицо ее доброе, ласковое…
Странно, для того, чтобы хоть чем-нибудь заняться, я беру в здешней паршивой библиотеке для чтения романы Поль-де-Кока (в
немецком переводе!), которых я
почти терпеть не могу, но читаю их и — дивлюсь на себя: точно я боюсь серьезною книгою или каким-нибудь серьезным занятием разрушить обаяние только что минувшего.
Прежде
Немецкий язык, Математика и Военное Искусство были
почти единственным предметом науки их...
Глаза у него серые, огромные, дерзко веселые; говорил он басом, с рокотаньем в горле, и
почти всегда в зубах его торчала
немецкая фарфоровая трубка с выгнутым чубуком.
Надрывал животики весь павильон над хитрой
немецкой выдумкой, хохотали музыканты, и только не смеялись березы и сосны тенистых аллей. Эту даровую потеху прекратило появление генерала, о чем прибежали объявить сразу пять человек. Позабыв свою гордость, Тарас Ермилыч опрометью бросился к дому, чтобы встретить дорогого гостя
честь честью. Генерал был необыкновенно в духе и, подхватив хозяина под руку, весело спрашивал...
Я начал было толковать ей, что это «что-то» мы называем рефлексией; но она не поняла слова рефлексия в
немецком смысле: она только знает одну французскую «réflexion» и привыкла
почитать ее полезной.
Иногда эта неразвитость доходит
почти до совершенного отсутствия всяких признаков разумности, как, например, у известного Каспара Гаузера, этой «неудачной попытки на разумное существование», по выражению одного
немецкого писателя.
По случаю шторма варки горячей пищи не было. Да
почти никто и не хотел есть. Старики-матросы, которых не укачало, ели холодную солонину и сухари, и в кают-компании подавали холодные блюда, и за столом сидело только пять человек: старший офицер, старик-штурман, первый лейтенант Поленов, артиллерист да мичман Лопатин, веселый и жизнерадостный, могучего здоровья, которого, к удивлению Степана Ильича, даже качка
Немецкого моря не взяла.
— Да теперь и качки-то
почти никакой нет. Какая это качка! — говорил штурман, хотя корвет изрядно таки покачивало, дергая во все стороны. — Вот к ночи, что бог даст. Тогда узнаете качку
Немецкого моря.
Когда засидевшиеся в трактире рыбники поднялись с мест, чтоб отправляться на спокой, в «дворянской» было
почти уж пусто. Но только что вышли они в соседнюю комнату, как со всех сторон раздались разноязычные пьяные крики, хохот и визг
немецких певуний, а сверху доносились дикие гортанные звуки ярманочной цыганской песни...
Пока славное Бельгийское королевство так героически защищало
честь и имущество своего маленького народа, пока Франция всячески противодействовала дерзкому вторжению тевтонских варваров в свою доблестную страну, a могущественный флот Англии, высадив на союзных франко-бельгийских территориях свой десанты, разыскивал и забирал или уничтожал
немецкие крейсера, миноноски, пароходы и торговые суда; в то время храбрецы-сербы и черногорцы y себя на юге мужественно отстаивали свои земли от разбойничьего нападения австрийцев, уже проникших туда, — Россия, великая славная Россия, с присущей ей героизмом, двинула в Восточную Пруссию и Галицию свои могучие, непобедимые полки.
Наукой, как желал работать я, никто из них не занимался, но все
почти кончили курс, были дельными медиками, водились и любители музыки, в последние 50-е годы стали читать русские журналы, а
немецкую литературу знали все-таки больше, чем рядовые студенты в Казани, Москве или Киеве.
Тогдашнее студенчество, состоявшее
почти сплошь из французов, более веселилось и"прожигало"жизнь, чем училось. Политикой оно занималось мало, и за несколько лет моего житья в Париже я не видал ни одной сколько-нибудь серьезной студенческой манифестации. Оно и не было совсем сплочено между собою. Тот студенческий"Союз", который образовался при Третьей республике, еще не существовал. Не было намека и на какие-нибудь"корпорации", вроде
немецких.
Немецкая печать лежала на всей городской культуре с сильной примесью народного, то есть эстонского, элемента. Языки слышались на улицах и во всех публичных местах, лавках, на рынке
почти исключительно —
немецкий и эстонский. В базарные дни наезжали эстонцы, распространяя запах своей махорки и особенной чухонской вони, которая бросилась мне в нос и когда я попал в первый раз на базарную площадь Ревеля, в 90-х годах.
К чему же сводились художественные развлечения? Исключительно к музыке, к концертам в университетской актовой зале. Давались концерты, где действовал местный оркестр любителей и пелись квартеты членами
немецких кружков —
почти всегда студентами. Стоячие места стоили довольно дорого, всегда около рубля. Наезжали и знаменитости, но редко.
— Такой дар цесарское величество
почтет за особенное благоприятельство, — говорил Поппель. — Взамен же обещает прислать тебе врача от двора своего, мейстера Леона, искуснейшего в целении всяких недугов. Не самозванец этот, а вельми мудрый, ученый, имеющий на звание лекаря лист от самого императора, славный не только в цесарских владениях, но и в чужих землях. И велел тебе, мой светлейший, высокий господин, сказать, не доверяйся слишком пришлому к тебе из
немецкой земли лекарю.
И было над чем: он уверил Фридерика, что Иоанн, хотя и государь сильный, богатый,
почтет, однако ж, за милость, если император
немецкий пожалует его в короли.
(Читает вполголоса на
немецком языке, делая по временам свои замечания на русском.) «Генерал Шлиппенбах, видя, что русское войско, хотя и многочисленное и беспрестанно обучаемое, не оказывает с первого января никакого движения на Лифляндию, и
почитая это знаком робости, перешедшей в него от главного полководца…» Главного полководца!
Почти девчонкой, из крошечного
немецкого двора она сразу попала в глубокий омут козней.
Знаменитые юристы галльские, в том числе сам Христиан Томазиус [Томазиус Христиан (Томазий) (1655–1728) —
немецкий философ и юрист.], это солнце правоведения, и, наконец, лейпцигская судейская палата решили до меня чудесный казус, постигший именованную особу, то есть: имел ли право верноподданный его величества желать сохранить себе жизнь и
честь, отнимаемые у него высшим приговором, и предложить свое служение другому государю и стране? был ли приговор шведского суда справедлив и прочее?
Не заставь думать, что орудие
чести в твоих руках только опасная игрушка в руках ребенка и что император
немецкий нарядил ко двору московскому представлять свое лицо не разумного мужа, а задорного мальчика.
К самым,
почитай, позициям нашим подошли. Темень кругом, не приведи бог. Прожектор кой-где
немецкий из речки светлым хоботом рыщет. Сползет, и совсем ослепнешь… Хочь ты телесный, хочь бестелесный, а ежели сам не видишь, — куда пойдешь.
Антон передает ему, в каком порядке, с недавнего времени, учреждена во Франции
почта и, по ее примеру, в
немецких землях.
Почти девочка, из «крошечного»
немецкого двора она попала в глубокий омут козней.
Петр III плохо говорил по-русски и не любил русского языка, за то, что он души не чаял во всем
немецком и до обожания любил Фридриха II, у которого считал за
честь быть лейтенантом по службе.
Лакей исчез. Через минуту в дверях появился высокий, худой старик, с гладко выбритым лицом в длиннополом сюртуке
немецкого покроя, чисто белой манишке с огромным черным галстуком. Вся фигура его и выражение лица с правильными,
почти красивыми чертами дышали почтительностью, но не переходящей в подобострастие, а скорее смягчаемой сознанием собственного достоинства. Его большие, умные серые глаза были устремлены
почти в упор на генеральшу.
Он
почти не занимался гражданскими делами и «председательство в конкурсах» не было его идеалом — он весь отдался изучению уголовного права, этой, по выражению одного
немецкого юриста, поэзии права.
И так ясно вижу его
немецкое лицо, его каску с этим острием…
почти слышу его наглые и требовательные слова.